Когда у сына-аутиста начинается приступ агрессии, он подходит к любимому псу и успокаивается

До двух лет Максимка не был особенным ребенком. Он реагировал на речь, лепетал, смотрел в глаза и показывал пальчиком на предметы, требуя «Дай!»… Вдруг в какой-то момент все резко изменилось: малыш стал капризным, ни с того ни с сего начал устраивать истерики, не реагировал на обращения и… перестал говорить. Детей в песочнице словно не видел.

Ранее «ФАКТЫ» рассказывали удивительную историю 11-летнего Миши Сергиенко, страдающего аутизмом, который до четырех лет вообще не говорил, а теперь… читает лекции родителям особенных детей, объясняя, как справляться со сложными ситуациями в их воспитании.

— Я гнала от себя плохие подозрения, объясняя все тем, что мальчики развиваются с опозданием, — вспоминает мама шестилетнего Максима Анна Мельникова. — Да и врачи в детской поликлинике в поведении сына не находили каких-либо отклонений. Обратиться к детскому психологу заставила моя мама. Опытный специалист, которому я показала ребенка, огорошила: «Подозреваю аутизм». Теперь я знаю об этой болезни все, а тогда впервые о ней услышала. Хорошо, что психолог дала адрес учебно-реабилитационного центра «Соняшник». Мы отправились туда в тот же день. Руководитель центра педагог Эльвира Попова сразу сказала: «Это наш ребенок!» Конечно, для меня это был шок. Целый месяц я не могла прийти в себя — рылась в Интернете, пытаясь понять, почему такая беда случилась именно в нашей семье. А затем поняла: надо принять ситуацию такой, как есть, и заниматься ребенком.

Анна с гордостью рассказывает о том, каких успехов удалось достичь Максиму. Мальчик регулярно посещает занятия в центре «Соняшник». Один из методов, которые здесь применяются, — канистерапия, то есть лечение с помощью собак. Ретривер Расан — настоящий терапевт. Он позволяет детям трогать и тянуть себя за шерсть, садиться сверху. Это его не раздражает. А затем Расан, выполняя команды педагога, водит «аутят» от препятствия к препятствию. Благодаря общению с собакой дети налаживают контакт с внешним миром. Ту же задачу выполняет и единственная в Украине собака-терапевт на инвалидной коляске Леся. Увечье не мешает ей работать с детьми.

— Нам очень повезло, что мы нашли этот центр, — продолжает Анна Мельникова. — Сын стал аккуратнее — когда чистит зубки, закатывает рукава, чтобы не замочить. Может спокойно, без истерик, ездить в общественном транспорте. Он научился есть ложкой, выполнять просьбы и «обезьянничать», повторяя какие-то действия вслед за младшим братом. Может взять его за ручку, чего еще недавно нельзя было от него добиться. Раньше он меня словно не слышал, хотя со слухом у него все в порядке, а сейчас выполняет небольшие поручения. У него появилась усидчивость — может спокойно поесть за столом. И уже делает маленькие пакости, чему я очень радуюсь. Надеюсь, что сын произнесет и самое желанное для меня слово «мама».

— Наша задача — вытащить деток с аутизмом из их внутреннего мира, — говоритруководитель общественной организации «Учебно-реабилитационный центр «Соняшник» Эльвира Попова. — Но это удается в тех случаях, когда педагоги и родители решают проблему вместе. Чем раньше начата работа с ребенком, оптимально в полтора-два года, тем лучше прогноз. Родители Максима, слава Богу, не упустили драгоценное время.

«При аутизме поведением ребенка „руководит“ болезнь»

Анна искала причину того, почему у Максима после двух лет возникли признаки аутизма.

— Я постоянно задавала себе этот вопрос и строила разные предположения, — говорит Анна. — Думала, что болезнь у малыша появилась из-за сложных родов: сын был крупным, весил 4200 граммов, и его тянули вакуумом. В результате у ребенка произошло кровоизлияние между костями черепа и надкостницей — возникла кефалогематома, которая до сих пор не рассосалась. Бытует мнение, что существует связь между прививками и аутизмом. Но Максимке прививок не делали. Кто-то говорит, что «виновата» генетика, которая сказывается на нарушении развития головного мозга. Однако никто из наших с мужем ближайших родственников не страдал аутизмом. У моей знакомой дети близнецы: один здоровый, а у другого аутизм. Как это объяснить? Загадка даже для ученых. В общем, чем больше я узнавала об аутизме, тем яснее понимала, что поведением ребенка «руководит» его болезнь.

— А как к болезни сына отнесся муж?

— Он не сразу понял, что такое аутизм, и требовал от сына невозможного — быть примерным мальчиком. Наши с супругом взгляды на воспитание Максима начали серьезно расходиться, между нами все чаще стали вспыхивать конфликты на этой почве. И в такой сложный период я узнала, что беременна вторым ребенком — добавилась тревога за здоровье будущего малыша. Слава Богу, наша семья не распалась, как часто бывает в подобных ситуациях, а еще больше сплотилась. Второй малыш у нас родился здоровым, хотя роды у меня были такими же тяжелыми, как и первые. Правда, чтобы принять Максима с его болезнью, мужу понадобился целый год. К этому времени у нашего особенного ребенка уже были определенные успехи, что давало повод для оптимизма.

У Эльвиры Поповой большой опыт общения с семьями, в которых родился больной ребенок.

— Увы, зачастую мужчины уходят из семьи, когда выясняется, что у сына или дочки аутизм, ДЦП, умственная отсталость, и мамы остаются наедине с очень тяжелой ношей, — рассказывает Эльвира Попова. — Иногда они стесняются признаться другим в своей беде, принять детей такими, как есть, и это лишь усугубляет ситуацию. Кстати, 99 процентов родителей наших воспитанников находятся в состоянии стресса и отрицания. Но когда они понимают, что с болезнью можно справиться, начинают прилагать к этому усилия, все налаживается. У таких родителей дети добиваются определенных успехов. Да, Максим все еще остается в своем мире, однако прогресс в развитии очевидный.

— В лечении помогают собаки-терапевты?

— Да. Убедившись в этом, семья Анны Мельниковой взяла себе золотистого ретривера. Это идеальная порода, благодаря общению с которой удается восстанавливать внутреннее равновесие у человека, чего как раз не хватает аутистам.

«После того как мы увидели, какие хорошие результаты дает работа собаки-терапевта, взяли себе золотистого ретривера, — говорит Анна. — Я разрешаю ему даже спать с Максимом. По нашим наблюдениям, благодаря этому сын становится спокойнее»

Флегматичный ретривер Расан не лает, не огрызается, вокруг него с визгом носятся «аутята». Пес положил большую голову на лапы и закрыл глаза. Даже когда дети начинают теребить его за длинную шерсть, садятся на него, это Расана не злит. Но как только хозяйка дает команды — принести игрушку, пропетлять с держащимся за поводок ребенком между препятствиями — собака-терапевт послушно выполняет требования.

— Собака испытывает абсолютную любовь к хозяину и никогда не оценивает его действия, — объясняет суть методики реабилитации Эльвира Попова. — Рядом с ней человек раскрепощается, а малыши с особенностями психического развития чувствуют себя более уверенно. Дело в том, что общение с собакой понижает уровень гормона кортизола, вызывающего чувство тревоги и депрессии, и, наоборот, повышает выработку серотонина — гормона счастья, удовольствия. Для людей с аутизмом это жизненно важно, поскольку они все время находятся в состоянии стресса. Причем на собаку общение с человеком действует точно так же.

— Но собаку надо научить быть лекарем…

— Расан — мой восьмилетний воспитанник, в нашем центре «работает» уже шесть лет. Дети по-разному реагируют на собаку. Одни радуются, когда видят его впервые, другие отвергают, не желая ничего менять в своей жизни, третьи замирают в оцепенении от страха, четвертые остаются полностью безразличными. Такая реакция самая страшная — указывает на то, что ребенок находится глубоко в своем мире. К каждой из этих категорий требуется индивидуальный подход. Соответственно, и разное время на то, чтобы между ребенком и собакой возник контакт.

— Как вы налаживаете такой контакт?

— Например, дети с помощью разнообразных мочалок и в специальных рукавичках делают животному… массаж. Есть игра, помогающая почувствовать животное: дети садятся друг напротив друга, а на их вытянутые ножки, как на кроватку, укладывается большой пес. На логопедическом занятии применяем такой метод: за ошейник Расану закладываем длинные ленточки, которые предлагаем детям вытягивать, и пока длится этот процесс, надо произносить и тянуть звук «у». В занятиях участвует и появившаяся в центре сравнительно недавно дворняжка Леся.

У этой собаки очень трогательная история. Сбитого машиной четырехмесячного щенка Эльвира Попова выходила. Но у собаки оказалась парализована задняя часть туловища. Лесе пришлось ампутировать сначала одну лапу, затем другую… Раны очень долго заживали. Вопреки всему, Леся — настоящий борец за жизнь и великий мотиватор для людей, попавших в сложные обстоятельства. Собрав с помощью неравнодушных людей нужную сумму, Эльвира Попова купила своей подопечной специальную коляску. И сейчас Леся с довольной мордочкой «работает» в инклюзивном проекте «Соняшника» наравне со здоровым Расаном, «включая» детей с психологическими нарушениями в реальность.

«Наша любимая дворняжка Леся — единственная в Украине собака-терапевт на инвалидной коляске, — говорит Эльвира Попова. — Увечья не мешают ей работать с детьми»

Когда родители купили для Максима золотистого ретривера, первые четыре месяца мальчик его практически не замечал.

— Сейчас все по-другому, — улыбается Анна. — Как только у сына начинается приступ агрессии, он подходит к Шону (так мы назвали собаку) и начинает трепать его за длинную шерсть. Постепенно агрессия уходит. Честно признаться, я молюсь на пса, поэтому позволяю ему спать в одной постели с сыном. Он ложится рядом с ребенком. Максим, трогая его за уши, успокаивается.

«У сына развилась анемия, потому что он боялся есть незнакомые ему продукты»

…Пройдя через непростые жизненные испытания, Анна Мельникова, бухгалтер по профессии, стала настоящим специалистом в области психологии особенных детей. Чтобы больше знать о болезни сына и помогать таким, как он, женщина подала документы в магистратуру Полтавского национального педагогического университета на психолого-педагогический факультет. Увы, говорит она, в Полтаве не хватает детских терапевтов, которые могут вовремя заметить проявление аутизма у ребенка, потому что медиков этому не учат. Да и с родителями таких детей нужно вести разъяснительную работу — многие из них не воспринимают всерьез проблему, считая, что ребенок подрастет и все наладится, либо же опускают руки и замыкаются в себе. И в том, и в другом случае состояние ухудшается. Анна хочет изменить эту ситуацию в своем городе.

— Как-то я слушала лекцию канадского врача, женщины с диагнозом аутизм, — продолжает моя собеседница. — Она рассказала, как ощущают жизнь люди с таким заболеванием, как у нее. После этого мне многое стало понятно. Например, я узнала, что люди с аутизмом слышат речь окружающих нечетко, будто они нырнули под воду или находятся на шумной дискотеке. В то же время любые нагрузки — эмоциональные, звуковые, световые, сенсорные — у них вызывают чувство тревоги, и они ведут себя неадекватно с точки зрения здорового человека: могут биться в истерике, кричать. Лектор, в частности, объясняла, почему она носит очень короткую стрижку. Раньше ей казалось, что при любом прикосновении к голове возникает боль в каждом волоске. Сейчас она понимает, что это не так, однако, как и прежде, предпочитает избавляться от волос, а значит, интуитивно и от боли.

У моего Максима порог индивидуальной чувствительности не такой, как у всех. Чтобы он почувствовал мои объятия, я должна с силой прижать его к себе. На каждой ножке ребенок носит специальные двухкилограммовые утяжелители, спит под семикилограммовым одеялом. Однако срезать ему ноготки приходится лишь во сне, лечить зубы — только под наркозом, а сделать стрижку — подвиг. Еще его, как всех детей с аутизмом, пугает новизна, которая ассоциируется для них с опасностью. Из-за этого у сына даже развилась анемия.

Дело в том, что он мог есть только привычные для него блюда, перечень которых был очень скудным. Например, ел лишь борщ, потому что он красный. Пришлось идти на хитрость — класть томат в супы… В общем, близкие люди должны понимать, что происходит с их ребенком, и находить с его психикой компромисс. Вот этим повседневным вещам я хочу учить родителей детей с аутизмом.

— Анна сознательно выбрала очень сложное для себя занятие, — говорит Эльвира Попова. — Но ее опыт бесценен для тех, кто воспитывает ребенка с аутизмом. У меня желание заниматься с особенными детьми появилось двадцать лет назад, когда я работала воспитателем в детском саду. Тогда еще никто не говорил об инклюзивном образовании, а мне хотелось, чтобы больные и здоровые дети обучались вместе. Но идея не нашла поддержки у городских властей. И для детей с ДЦП мы открыли приватный реабилитационный центр в частном доме. С помощью родителей его перепланировали, завезли мебель… Персонал я подбирала из числа студентов, будущих педагогов, обучала их. Для многих наш центр был первым местом работы. Я заметила, что даже активные родители практически не уделяли внимания умственному развитию детей, а концентрировали усилия на том, чтобы ребенок мог двигаться. Они возили детей на курорты, к бабкам-дедкам. Проводились иглоукалывания, операции. А когда спохватывались, выяснялось, что ребенок не умеет говорить, не обучен простейшим навыкам.

Десять лет назад меня уговорили набрать группу детей с аутизмом. И это стало нашей специализацией. Применяем самые новые и прогрессивные методики обучения. В центр берем детей до восьми лет. Тех, у кого болезнь протекает в легкой форме, принимают обычные детские сады. Но в средней школе учатся единицы. Если не заниматься реабилитацией постоянно, дети уходят в свой мрачный мир. Особенно опасен и непредсказуем период полового созревания. Об этом родители должны знать.

Анна Волкова

Фото автора

«ФАКТЫ» (Полтава)