13 декабря 2006 года Генеральная Ассамблея ООН приняла Конвенцию о правах инвалидов. Через три года и три дня Украина ее ратифицировала. Тем самым пообещав: инвалиды станут полноправными членами украинского общества. Проверить, как выполняется это обещание, мы решили в Комаровском детском доме-интернате.
О нем знают, наверно, все харьковские волонтеры, благотворители и усыновители. В их кругу заведение считается сложным, ведь его подопечные больны олигофренией.
Еще в конце 80-х оно было практически закрытым: чтобы попасть за калитку, нужно было получить разрешение. Сейчас достаточно позвонить директору и договориться об удобном времени. Единственный пережиток прошлой закрытости — охранник, да и то он вам улыбается и подробно объясняет, где найти директора.
Комаровский детский дом-интернат — это семь гектаров земли. На них несколько корпусов, котельная, прачечная, старый яблоневый сад, а летом еще и огороды: с огурцами, кабачками, редисом и луком. Практически все хозяйство лежит на плечах воспитанников: они убирают территорию, делают ремонты и собирают урожаи. Живут здесь, в основном, представители мужской половины — от 4 до 35 лет. Всего 105 человек, поэтому рабочих рук хватает.
Среди серых корпусов я нахожу административный — здесь уже воспитанники с нянечками готовятся к Новому году и многочисленным гостям, развешивая игрушки и мишуру. Кроме искусственных елей в помещениях, им предстоит нарядить живую во дворе — мечта любого горожанина! Сезон новогодних праздников здесь открыли несколько дней назад — некоторые спонсоры уже успели привезти подарки. Блокнот у директора Евгения Усова наполовину исписан красными чернилами — это записи о благотворительной помощи.
— В этом году мы получили около 300 тысяч гривен от спонсоров — это и продукты, и стройматериалы, и оборудование для физиотерапевтического кабинета, — сумма, названная директором, сначала впечатляет, а потом прикидываешь: всего-то 3 тысячи на ребенка, — если бы не было спонсорских денег, бюджета хватало бы на питание, оплату энергоносителей, скудную зарплату и на такой же скудный набор медикаментов. В последнее время казначейство стоит. У нас порядка 300 тысяч разных непроплат.
Угостив горячим чаем с конфетами, Евгений Усов проводит для меня экскурсию. Первые на пути — кабинеты персонала.
— Почему-то считается, что сюда приходят работать либо пенсионеры без желания или возможности роста, либо новоиспеченные выпускники вузов. Мол, кто может заинтересоваться работой здесь? Врачи — с хорошими, здоровыми амбициями хотят и роста, и достойного материального обеспечения. У нас — ни первого ни второго. А работа ведь непростая, — хотя директор при этом рассказывает исключительно о враче, которого он для интерната искал десять лет (все отказывались), мне кажется, эта ситуация характерна для всех должностей в интернате. Но эту типичность Евгений Усов разрушает как своей личной персоной, так и рассказами об остальных. В Комаровском интернате нет текучки, если кто приходит работать — работает всю жизнь. Обычно это женщины, которые быстро привыкают к детям и не могут потом их бросить. Они здесь скорее как мамы, а не профессионалы, за две тысячи гривен каких-то «высоких материй» от них никто не требует.
После принятия Конвенции в Комаровском доме значительно увеличился штат — прежде всего стало больше нянечек. Для детей стали проводить реабилитацию. Этому помогают как индивидуальные планы развития, так и новые кабинеты с тренажерами. Если раньше дети сидели без дела, сейчас они вышивают крестиком и бисером, складывают пазлы, вместе со столяром изготавливают деревянные рамки. Именно за такими занятиями мы их застали. Мне как гостю дети очень обрадовались. Каждый старался показать, как хорошо у него получается заниматься своим мастерством. И стоит справедливо признать: работы у ребят не хуже, чем у здоровых.
— То, что они делают, — это только способ занять их время, развить творчество. Но, к сожалению, этого мало, чтобы предлагать свои услуги на рынок труда, — считает директор.
В этих словах раскрывается главная проблема украинских детей с умственной отсталостью. Без работы они обречены на пожизненное пребывание в интернате. А согласитесь, как бы хорошо нам ни было в летнем лагере или детском саду, а интернат напоминает их смесь, мы всегда с радостью возвращаемся домой.
— Мы месяц жили в Швеции, нам показывали образ жизни таких людей. Они, например, работают за деревообрабатывающими станками. Не знаю, какой от них эффект, но они заняты, от них общество не отказалось. Там людям выплачивается большая пенсия, и они сами платят за обслуживание, питание, могут заказывать более качественную еду. В общем, могут пользоваться чем угодно, — рассказывает Евгений Усов. Но любопытно, что многое из показанного шведами было в СССР.
— У нас была серьезная медицина, только мы никогда этого почему-то не ценили. Вечно мы смотрели, как на Западе. А шведы нас возили по амбулаториям и показывали: «Смотрите, у нас можно бесплатно взвеситься и рост померять». А мы смотрим и думаем: «Господи, да у нас все это было. А у них как достижение», — в разговорах о Швеции мы, конечно, затрагиваем тему сознательности общества и европейской толерантности.
А наши люди сейчас думают: «Господи, куда ему? Тут мне нет места». Каждый сам за себя. За что этих людей укорять? У них своя жизнь не складывается, а они должны о других думать, — вздыхает директор.
Мое пребывание в Комаровском детском доме-интернате заканчивается общением с двумя взрослыми воспитанниками — Пашой и Олегом. Пятнадцать минут они рассказывают мне, как им нравится выезжать за город: в зоопарк, дельфинарий, как они ждут Деда Мороза и спонсоров, как они любят заниматься творчеством. Смотря на них, я никак не могу и не хочу верить, что они не способны самостоятельно выбирать себе одежду и еду, гулять и работать. Мне сложно представить, как они жили без спонсорской поддержки и насколько закрытым был их мир до появления тех же телевизоров, которые они теперь смотрят с удовольствием и радостью.
В Комаровском доме планируют расширять молодежное отделение — с 35 мест до 50. Это свидетельствует, что люди с олигофренией еще долго будут жить за забором — даже будучи взрослыми.
…В автобусе на Харьков я сижу с двумя горячими буханками хлеба — в Комаровском интернате своя пекарня. Мою соседку запах хлеба не оставляет равнодушным:
— Где вы его купили?
— Это мне дали в Комаровском интернате.
— Они его продают?
— Нет, но думаю, если вы приедете с гуманитарной помощью, может, угостят.
— А вещи им нужны? У меня дети выросли, а вещи остались.
Я отвечаю, что лучше позвонить директору и спросить лично. Мой хлеб, по-видимому, остывает и пахнет уже не так сильно. Соседка вспоминает, что живет она не близко от Комаровки, ехать неудобно. Но я настаиваю:
— Вещи сейчас собирают в университете Каразина, для бездомных. Можете туда отнести.
После моих объяснений, где именно там принимают одежду, женщина спрашивает:
— А там дают что-то взамен?
После моего «нет» каждый идет в свою сторону.
Карина Литвиненко
Цифры и факты
131 ребенок усыновлен в Харьковской области в течение 2013 года. Из них 113 детей усыновлено гражданами Украины и 18 детей — гражданами других государств. Сейчас рассматривается вопрос об усыновлении еще 2 детей в семьи граждан Украины. Кроме того, подобраны для усыновителей еще 15 детей. По результатам прошлого года на территории области было усыновлено 144 ребенка, 117 из них гражданами Украины и 27 детей гражданами других государств.