Владимир Жемчугов: «Думаю написать книгу. Что-то вроде пособия для тех, кого освободили из плена»

Луганский партизан закончил первый этап лечения в Германии, освоил протезы и получил квартиру в Киеве

С Владимиром Жемчуговым мы хотели встретиться еще в ноябре, когда президент Украины выдал ему ордер на квартиру в Киеве. Но тогда Владимир уехал в Одессу, где пробыл около месяца. В Одессе он вместе с женой Еленой проводил благотворительный аукцион, целью которого было помочь матерям и женам военнопленных.

Сейчас Владимир вернулся в Киев. Но и здесь его день расписан буквально по минутам. Благотворительные акции, встречи, выступления в университетах. Отчеты о событиях из жизни есть на его странице в «Фейсбуке». Владимир не без гордости признается, что все посты пишет сам. А ведь полтора года назад, когда его только освободили из плена, он ничего не видел. Вместо лиц — очертания. Сейчас и пишет, и читает, и сам ходит по улице. «За этот год все сильно изменилось, — признается Владимир. — Я прошел сложный путь: от отчаяния и ощущения собственной беспомощности до понимания того, что жизнь продолжается».

«По телевидению „ЛНР“ меня называли сотрудником иностранных спецслужб»

Напомним, Владимир Жемчугов провел в плену боевиков «ЛНР» почти год. Его освободили в сентябре 2016-го. В тот момент Владимир ничего не видел и до конца не верил, что долгожданный обмен наконец состоится. Поверил, только когда услышал голос своей жены Лены.

*Владимир Жемчугов почти год провел в плену. Его освободили в сентябре 2016-го

Сразу после освобождения были госпитализация и длительное лечение. Удаление грыжи на животе, операция на ухе (была пробита барабанная перепонка), установка протезов обеих рук, шесть операций на глазах. Жемчугов подорвался на мине возле Луганского аэропорта. В то время Владимир, житель Красного Луча, вел на оккупированных боевиками территориях партизанскую деятельность.

Зацепившись правой ногой за растяжку, он услышал хлопок, но убежать не успел. Когда очнулся, понял, что лежит в поле и полностью ослеп. Чтобы не попасть в плен, Владимир решил покончить с собой. Истекая кровью, пополз к дороге на звук военной техники, но машины его объезжали. Позже за ним прибыла какая-то машина и отвезла в больницу.

Очнулся Владимир в отделении реанимации уже без рук. Следующие восемь месяцев находился в больнице. Боевики установили под его палатой круглосуточную охрану, бесконечно допрашивали. Угрожали, что найдут и будут издеваться над его родными. А подключившиеся к допросам сотрудники российских спецслужб кололи ему какие-то препараты и после этого начинали допрос. Испугавшись, что может сдать своих, Владимир перегрыз трубки капельницы и начал в них дуть — чтобы в вену попал воздух и наступила смерть. Но «элэнэровцы» помешали. «Я им был нужен живым, — говорил Владимир. — Они знали, что я не простой местный житель, и хотели с пристрастием допросить партизана. По телевидению „ЛНР“ меня называли агентом ВСУ, СБУ и сотрудником нескольких иностранных спецслужб».

В это время в Киеве боролась за его освобождение жена Елена. Писала письма во все инстанции, общалась с переговорщиками, участвовала в акциях протеста. Она, кстати, делает это и сейчас. Но борется уже не за своего мужа, а за других пленных. Лена постоянно общается с их женами и матерями, старается поддержать. А одновременно помогает мужу восстанавливаться.

Рассказывая сейчас о своем лечении, Владимир не может назвать точное число операций. Говорит, уже давно сбился со счета.

— Перестал их считать, — признается Владимир Жемчугов. — Врачам-окулистам пришлось выполнять ювелирную работу. Мне удалили из левого глаза металлический осколок, лазером чистили сетчатку и укрепляли ее силиконом, заменили пораженную роговицу донорской. Осколок, который достали из глаза, подарили на память. Но результаты ощутимые.

— Когда мы встречались в больнице после вашего освобождения, вы говорили, что видите только тени…

— И едва заметные очертания. Лиц я вообще не видел. А теперь вижу. Правда, только левым глазом. Правый, к сожалению, до сих пор практически ничего не видит. Зато с помощью левого теперь могу даже читать и писать посты в «Фейсбуке». Делаю это сам, Лена не помогает.

— Помните, как первый раз за долгое время увидели лицо жены?

— Конечно. Я наивно думал, что сейчас мне сделают операцию — и уже утром я буду видеть. И ужасно расстроился, когда этого не произошло. Просыпаюсь — а перед глазами туман, какие-то очертания. Стало едва ли не хуже, чем было. Но оказалось, на все нужно время. Через пару дней что-то начало проясняться. Сначала лицо Лены было для меня просто светлым пятном. Постепенно стали появляться нос, глаза… Я смог рассмотреть ее улыбку и даже сережки (улыбается).

— Когда вскоре после операции к Володе пришли волонтеры, они очень удивились, — вступает в разговор Елена Жемчугова, которая пришла на встречу вместе с мужем. — Привыкли, что он незрячий. А тут этот незрячий начал внимательно всматриваться в каждого. Они говорили: «Він так дивно дивиться». А врач-окулист во время одной из консультаций с улыбкой сказала: «Мне кажется, он за нами наблюдает».

— Постепенно зрение возвращалась, — рассказывает Владимир. — Это невероятное счастье. С правым глазом дела, конечно, обстоят хуже. Мало того что он не видит, так еще и две недели назад началось воспаление роговицы. Окулисты, к которым я приехал, думали даже опять отправлять меня в Кельн. Лечение, которое они назначили, помогло. За несколько часов до нашей встречи был на проверке. Врачи сказали, что правый глаз стал даже лучше видеть, чем раньше.

— Есть шанс восстановить зрение полностью?

— Стопроцентного зрения, конечно, уже никогда не будет. Но левый глаз может видеть еще лучше. Для этого опять нужно ехать в Кельн. Первым этапом лечения врачи довольны, и в следующем году можно будет приступить ко второму. К операциям мне не привыкать. Кстати, кроме операций на глазах, мне ведь еще удаляли осколки из живота. Удалили и грыжу — поставили специальную сетку, которая стягивает живот.

«Знаете, почему у меня расписан весь день по часам? Чтобы не было свободного часа на плохие мысли»

— Кто оплачивал лечение?

— До сих пор все было за счет немецкого правительства, — продолжает Владимир. — Еще помогали депутаты от партии БПП и украинские волонтеры, которые живут в Германии. Они приходили ко мне, а я к ним. Несмотря на свое состояние, не собирался безвылазно сидеть в больнице. Участвовал в волонтерских и политических акциях, проводил фотовыставки, посвященные семьям украинских военнопленных. Решил: раз уж я оказался в Европе, попробую максимально привлечь внимание к украинской проблеме. Волонтеры были шокированы моей активностью. Признались, что ожидали увидеть подавленного, угнетенного человека. Слепой, покалеченный, измученный пленом. Никто не ожидал, что у меня будет столько идей и планов. А когда в Министерстве иностранных дел узнали, что я, находясь на лечении, успел съездить в Страсбург на мероприятие, меня даже отругали за активность. Сказали, что они за меня отвечают и я не должен был никуда уезжать.

— Где брали силы?

— Наверное, активность меня и спасала. Я больше года на свободе и за это время прочувствовал все сложности адаптации. Думаю даже написать об этом книгу. Что-то вроде пособия для тех, кого освободили из плена. Когда я, только оказавшись в плену, очнулся в реанимации — слепой, без рук, — чувствовал отчаяние и обиду за то, что так мало пожил. Но потом из-за психологического давления боевиков эти чувства отошли на второй план. Меня постоянно допрашивали. Я лежал весь обожженный, в осколках, после очередного наркоза. А боевики в этот момент приставляли мне к виску пистолет и обсуждали, где закопают тело. Они пытались меня сломать разговорами о семье: «Мы найдем твоих родных — жену, мать и дочь. В мешках перевезем их через границу и будем пытать до тех пор, пока ты не расколешься. Они будут здесь, и ты будешь слышать, как они мучаются».

Я тогда поставил себе цель выжить любой ценой. Я украинец и даже там, в плену, на меня смотрели как на представителя своей страны. Должен был держаться. Боевики давили на меня, пытались внушить, что Украина меня бросила. Я же убеждал себя в том, что меня обязательно освободят. Вспоминал приятные моменты из жизни — наши с женой поездки за границу. Я вспоминал каждый день наших путешествий, все до мельчайших подробностей. Эти воспоминания придавали мне силы. А когда путешествия закончились, стал представлять наши будущие поездки в разные страны. Тут уже полету фантазии не было границ.

Когда меня освободили, сначала почувствовал облегчение. Мне уже ничто не угрожало. Вокруг родные люди, готовые выполнить любую мою просьбу. И вот тогда на первый план вернулось ощущение того, что я инвалид. Слепой, без рук. Абсолютно беспомощный. Тогда решил максимально загружать себя работой, чтобы времени на размышления просто не оставалось.

Знаете, почему у меня расписан весь день по часам? Чтобы не было свободного часа на плохие мысли. Даже когда я остаюсь дома один, я что-то делаю: работаю с планшетом, изучаю новые программы. Тяжело по ночам. Мне до сих пор снятся страшные сны. Я называю эти сны военными. Просыпаешься с чувством облегчения, что кошмар закончился. Еще я успокаиваю себя тем, что постепенно восстанавливается зрение, что у меня появились протезы рук.

— Вы прекрасно их освоили. Издалека и вовсе незаметно, что это протезы.

— Я стараюсь. Надеюсь, когда-то смогу получить усовершенствованные протезы по государственной программе. Но пока не получается: программа действует только для участников АТО, а я таковым не являюсь.

— Судя по вашим записям в «Фейсбуке», вы с Леной все время в разъездах: Одесса, Львов, Харьков, Днепр…

— В этих городах совместно с общественной организацией «Берегиня» мы проводили благотворительные аукционы. Удалось собрать около 170 тысяч гривен. На процесс обмена пленными мы, к сожалению, никак повлиять не можем. Зато можем помочь матерям и женам пленных ребят. Есть те, кто находится в плену уже три года.

— Многие матери и жены пленных за это время заболели онкологией, — говорит Елена Жемчугова. — Человек десять точно. В семье пленного Алексея Кириченко двойное несчастье: нашли рак и у жены, и у матери. Обеим нужны деньги на лечение. В это время сестры Алексея вышили икону «Иисус и ангел», которую безуспешно пытались продать. Тогда продать икону предложили нам — на аукционе в качестве лота. Мы бросили клич в «Фейсбуке», и к нам присоединились десятки неравнодушных людей. Позвонили керамисты, художники, мастера декупажа — все предложили свои лоты. На самом деле мы начинали этот проект еще находясь в Германии: провели в Берлине фотовыставку снимков детей заложников в «ДНР/ЛНР». По нашей просьбе телеканал ICTV снял на эту тему фильм «Коли повернеться татко?».

— Вы не участвуете в процессе освобождения пленных?

— Нет, — говорит Владимир Жемчугов. — Здесь от нас, к сожалению, ничего не зависит. Практически вся информация скрыта, сложно понять, что там происходит. У меня, как и у всех, много вопросов: почему обмены затягиваются и срываются, почему они происходят по схеме «один к трем» или «один к пяти» в пользу российской стороны? Понятно одно: идут торги. В этом процессе большую роль играют экономические рычаги, и они, очевидно, на стороне России.

— В ноябре президент Украины выделил вам квартиру в Киеве. Уже отметили новоселье?

— Нет, что вы! Квартира в новостройке на левом берегу, без ремонта. Там сейчас голые стены. Поэтому пока живем у родственников. Мы с Леной подали документы в апреле и не ожидали, что получим жилье так скоро. А тут звонок из Администрации президента: «Приходите».

— Сообщив об этом в «Фейсбуке», вы написали: «Украина своих не бросает». То же самое вы говорили во время освобождения, когда вас пытался спровоцировать российский пропагандист Грэм Филлипс.

— Да, написал. И тут же получил массу гневных комментариев. Не все искренне за меня порадовались. Писали, что я «продался Порошенко за шоколадку», что меня «купили власти». Я ответил, что лично Порошенко мне ничего не дарил. Квартира положена мне по закону как Герою Украины. Потом понял, что спорить бесполезно. После освобождения из плена я пытался переубедить людей, настроенных против Украины, но наталкивался на стену непонимания. Тем не менее я продолжаю вести идеологическую борьбу. Воевать на фронте уже не смогу — в этом смысле я отстрелянная гильза. Но все равно могу быть полезен своей стране.

*Вместе с женой Еленой Владимир теперь помогает семьям военнопленных. Фото из соцсети