В 21 год киевлянка Кристина Еремина уже осуществила свои самые смелые мечты. Она в совершенстве выучила немецкий, уехала в Германию, где всегда мечтала жить, окончила там медицинский колледж и устроилась работать в физиотерапевтическую клинику в Берлине. А еще у Кристины есть любимый парень, с которым они собираются пожениться. Девушка считает себя счастливым человеком. Хотя всю свою жизнь из-за перенесенного в детстве тяжелого заболевания она видела только одним глазом и то лишь на 30 процентов. Кристине сделали множество операций. А несколько месяцев назад она полностью ослепла, пишут «ФАКТЫ».
«Обследование показало, что опухоль затронула оба глаза»
— О том, что рано или поздно я полностью потеряю зрение, врачи предупреждали еще в 2014 году, — рассказывает «ФАКТАМ» Кристина. — В то время один из сосудов внутри глаза начал кровоточить, и мне понадобилась операция (не могу даже точно сказать, какая по счету). А затем еще две. Тогда же немецкие врачи сказали, что возможности медицины не безграничны и моему глазу они дают максимум пять — десять лет. А затем неизбежно наступит слепота. Я не могла и не хотела в это верить. Но потом осознала, что у меня очень мало времени. И что пока мой глаз еще видит (пускай и совсем немного), должна успеть получить в Германии образование, определиться со специальностью, найти работу. Нужно было действовать.
Один глаз Кристине удалили еще совсем маленькой. Причиной стала злокачественная опухоль, которую обнаружили, когда девочке было всего четыре месяца.
— С тех пор началась борьба за жизнь Кристины, — говорит мама девушки Оксана Еремина. — Обследование показало, что опухоль затронула оба глаза. И, что самое страшное, оказалась злокачественной. В Одесском институте глазных болезней имени Филатова Кристине сразу удалили один глазик. Хотели удалять и второй, но это означало полную слепоту. Поэтому мы увезли Кристину обратно в Киев, после чего с помощью родных и друзей смогли попасть на лечение в Германию. Там нам подтвердили, что один глаз однозначно нужно было удалять, и в Одесском институте все сделали правильно. А вот за второй немецкие врачи решили побороться. Дочка прошла много курсов химиотерапии. Лечение было сложным, и никто не давал гарантий, что оно поможет. Но чудо, на которое мы так надеялись, произошло — болезнь отступила. Один глазик у дочки остался. И хоть она могла им видеть всего на 30 процентов, для нас это уже было немало.
Лечение было настолько долгим, что мы пробыли в Германии четыре года. В Берлине Кристина начала ходить в детский садик. Я делала все для того, чтобы дочка, несмотря на плохое зрение, росла и развивалась, как все остальные дети. Она каталась на велосипеде, на коньках, позже начала заниматься спортом.
— Несмотря ни на что, у меня было счастливое детство, — признается Кристина. — Маме удалось сделать так, что у меня не было страха перед врачами. Я совсем не боялась похода в больницу, хотя там делали много неприятных процедур. Но я уже шла туда, как к себе домой. Да и немецкие врачи всегда были такими приветливыми и дружелюбными… Я тогда даже не задумывалась о том, что вижу намного хуже, чем другие дети. Ведь не знала, как это — иметь стопроцентное зрение. С детства привыкла к тому, что имела.
Когда мне было четыре года, мы вернулись в Украину. В Киеве я пошла в детский сад, а потом в школу-интернат для слабовидящих. Там попала в хороший коллектив, быстро подружилась с детьми. Помню, постоянно приносила из школы какие-то дипломы и грамоты. Мальчики меня любили и уважали. Одним словом, у меня не было дефицита внимания. Я могла закончить эту школу, но уже в шестом классе поняла, что это не даст никаких перспектив. А у меня была мечта — вернуться в Германию. Но уже не на лечение, а чтобы там жить и работать. Тогда эта мечта казалась неосуществимой. Но я все же учила немецкий язык.
Помню, однажды мы побывали в гостях у друзей, дети которых ездили на учебу в Англию. Меня поразило то, как свободно они между собой говорят на английском. Подумала: вот было бы здорово поехать учиться в Германию. Подогревало мое желание еще и то, что мы с мамой каждый год ездили в Берлин на обследование. И хотя ехала на медицинские процедуры, всегда ждала этой поездки, как какого-то праздника.
После седьмого класса Кристина перешла в школу при немецком посольстве.
— Это уже был не интернат для слабовидящих, а школа для тех, кто очень хорошо знал немецкий,— вспоминает Кристина. — Там учились дети некоторых дипломатов, и они в совершенстве владели языком. Я очень хотела там учиться, потому что те, кто оканчивал эту школу, получали среднее немецкое образование. А это давало шанс продолжить учиться уже в Германии.
Обучение в этой школе недешевое. Помогали родственники, которым я очень благодарна. В этой школе впервые стала замечать, что из-за плохого зрения некоторые вещи делаю медленнее других. Мне нужно было больше времени, чтобы закончить то или иное задание. Иногда бывало очень сложно. Там все предметы были на немецком. На первых порах знаний немецкого языка катастрофически не хватало. Приходилось учиться день и ночь. Но я не имела права жаловаться. В таких случаях нужно сцепить зубы и идти к своей цели.
В новой школе Кристина тоже быстро обзавелась друзьями.
— Я со многими подружилась, — продолжает Кристина. — И хотя это был подростковый возраст, когда среди детей распространен буллинг, по отношению ко мне ни разу не было ничего подобного. Меня никто не обижал и не дразнил. В то же время в классе был абсолютно здоровый мальчик, который страдал от буллинга. Я еще удивлялась, почему он, а не я… Наверное, все зависит от того, как ты себя поставишь, как будешь воспринимать себя и других. Я никогда не комплексовала и не зацикливалась на том, что со мной что-то не так. Ко всему относилась легко. И отношения с окружающими складывались так же.
Закончив школу при посольстве, я получила два средних образования — украинское и немецкое.
«Мой жених создал для меня мобильное приложение, которое помогает определять цвета»
Кристина уехала в Германию в 2014 году. На лечение. Вскоре после окончания школы опять возникли проблемы с глазами. Но у Кристины уже была цель там и остаться.
— Фактически с того момента началась моя самостоятельная жизнь, — объясняет девушка. — В Берлин мы поехали вместе с мамой, ведь мне на тот момент было всего 16. Но мама не знала немецкого, и большую часть вопросов уже решала я. Виза была медицинской, тем не менее она позволяла несовершеннолетним посещать школу в Германии. Я поступила в немецкую гимназию, где была возможность инклюзивного обучения слабовидящих. Первое время пришлось сложновато. В школе при немецком посольстве было по десять человек в классе, а тут — 30 человек. Но я адаптировалась, быстро нашла подружку. С жильем нас с мамой выручили хорошие знакомые — разрешили пожить в их квартире. Осложняли ситуацию только мои проблемы с глазом. Мне опять понадобились операции.
— Но почему? Ведь опухоль удалили еще в детстве, и она больше не давала о себе знать.
— Верно. Но из-за облучений стронцием и другими радиоактивными веществами разрушилось много глазных структур. И даже когда облучения закончились, процесс разрушения не остановился. Внутри глаза стали увеличиваться сосуды, которые закрывали мне обзор. Это плохо влияло на сетчатку, был риск кровотечения. В 2014 году сосуд начал кровоточить. Я сначала этого не замечала. К тому же только в 2013 году мне поменяли хрусталик. А в Германии обнаружили кровотечение. В общей сложности понадобилось три операции. Врачам удалось частично убрать пятна, которые закрывали мне обзор. Но меня предупредили, что это временное улучшение и через пять (максимум десять) лет я, скорее всего, полностью ослепну.
В немецкой школе я училась два года. Из-за операций многое пропустила, приходилось догонять программу. Чтобы подтянуть английский, зарегистрировалась в специальном приложении, где студенты помогали старшеклассникам с разными предметами. Написала одному из студентов, что хотела бы заниматься дополнительно. Давид (так его звали) отозвался, мы созвонились по видеочату. Он здорово мне помог. Когда помогал исправлять ошибки в эссе, мы разговорились. Потом он предложил встретиться.
Оказалось, его семья родом из Вьетнама, но родился и жил в Германии. Когда мы познакомились, Давид учился в техническом университете в Берлине. Как-то Давид позвал меня на рождественскую ярмарку. Он мне очень понравился. Я тогда не думала, что между нами может быть что-то большее, чем дружба. Но Давид проявил инициативу (смеется). С тех пор мы вместе. Давид — мой жених и лучший друг. Мое плохое зрение никогда не было для него проблемой. И уж тем более он не считал меня инвалидом. Для него, как и для многих здесь, в Германии, инвалидность — это когда человек психически болен, не осознает своих действий. А отсутствие зрения, руки, ноги — это не проблема и не препятствие для нормальной жизни.
Кристина с женихом Давидом. «Даже когда я совсем ослепла, для Давида ничего не изменилось. Он единственный, кто меня не жалеет», — признается девушка
Давид — айтишник. Для него создание компьютерных программ — это и работа, и хобби. Он создал для меня мобильное приложение, которое помогает определять цвета. Сейчас, когда я совсем ничего не вижу, это очень кстати. Например, при выборе одежды.
Прикладываю телефон к футболке или свитеру — и приложение называет мне цвет. Давид нашел множество приложений, которые делают мою жизнь проще. Есть программа, которая читает мне надписи на коробочках, тюбиках с кремами… Очень удобно, когда, например, нужно выпить лекарство или купить косметику. А если мы смотрим фильм, то специальная программа рассказывает мне, что происходит на экране.
«Каждый человек сам решает, радоваться жизни или страдать»
Окончив немецкую школу, Кристина смогла поступить в медицинский колледж в Берлине.
— В тот момент уже понимала, что времени у меня немного, и, пока я хоть что-то вижу, должна получить специальность, — говорит Кристина. — Причем такую, чтобы я смогла работать, даже если полностью ослепну. Узнала, что есть медицинский колледж, где обучают массажу, физио-, электро- и гидротерапии. Я подала туда документы. Немецкий уже знала в совершенстве, имела документ об окончании немецкой школы и хорошие оценки по биологии, что тоже важно (даже ездила на конкурсы по биологии от немецкой школы). Я поступила.
Медицинская школа — обычное учебное заведение, где учатся студенты без каких-либо проблем со здоровьем. Мне нравилось там учиться. Нравилось даже вставать в шесть утра и через весь Берлин ехать в колледж. Как и сейчас, нравится ходить на работу.
Я работаю в частной физиотерапевтической клинике в Берлине. Делаю лечебные массажи, разрабатываю людям суставы после переломов. Сама нашла эту клинику, позвонила им, и мне сказали прислать резюме. В клинике два руководителя. У одного из них был рак, после чего ему ампутировали руку. Он ходит с протезом, но я сначала этого даже не заметила. А второй руководитель клиники, остеопат, практически слепой, чего я опять-таки не замечала. У него уверенная походка, он прекрасно ориентируется. О том, что у него очень плохое зрение, я узнала, когда рассказала о своих проблемах. Он тогда сказал: «Не переживайте, я тоже плохо вижу. Возможно, еще хуже, чем вы. И это не мешает мне работать».
К тому времени мы с Давидом уже начали жить вместе. Арендовали хорошую квартиру. Все шло хорошо, кроме ситуации со зрением. Перед глазом опять появились пятна, которые закрывали обзор. В прошлом году летом у меня слетел хрусталик. Врачи сказали, что ткани, которые его удерживали, совсем ослабли. Мне сделали очередную операцию, лазером «почистили» пятна. До февраля этого года я ходила в очках и могла даже что-то читать в телефоне. Но пятна опять стали стремительно разрастаться. И в марте произошло то, чего больше всего боялась, — я полностью потеряла зрение.
Наверное, должна была быть к этому готова. Но к такому невозможно подготовиться. Хоть и стремилась освоить специальность до того, как настанет этот момент, где-то в глубине души все равно надеялась, что этого не произойдет. Что хотя бы маленький процент зрения останется. Но случилось то, что случилось. И с этим надо жить дальше.
То, что у меня есть любимый человек, родные люди, хорошая работа, действует лучше любого психолога. У меня это есть, а значит, я счастливый человек. У нас с Давидом много планов. Мы хотим пожениться, купить дом. Оба неплохо зарабатываем и можем это реализовать. Даже когда я полностью потеряла зрение, для Давида ничего не изменилось. Я знаю, как сильно расстроились мои мама, сестра, другие родственники. Давид единственный, кто меня не жалеет. И для меня это очень важно. С ним я, как и раньше, чувствую себя абсолютно здоровой. Он говорит: «Так, а что изменилось? Передо мной тот же человек, которого я знаю и люблю».
Благодаря всем тем приложениям, которые он для меня нашел и придумал, быт для меня не проблема. У нас, как и раньше, дома распределены обязанности: на мне уборка, на нем — готовка. Хотя иногда мы готовим вместе. Я без проблем могу нарезать салат. Единственное, что изменилось, — теперь не езжу по городу сама, Давид с мамой по очереди забирают меня с работы. Но это временно. В ближайшее время пройду специальное обучение, чтобы иметь возможность передвигаться по городу с палочкой. Обучение полностью покрывает медицинская страховка. Меня учат ориентироваться в городе, ездить на метро и в автобусе. В Берлине очень хорошая инфраструктура, многое продумано в том числе и для незрячих.
Конечно, и у меня бывают грустные мысли. Пострадать пару часов, даже пару дней — это нормально. Но не больше. Ведь от грусти станет только хуже. На самом деле все зависит от того, как себя настроить. Каждый человек всегда сам решает, радоваться жизни или страдать.
Екатерина Копанева
